Гибель командира подразделения «Аль-Кудс» Корпуса стражей исламской революции Ирана Касема Сулеймани в результате американского авиаудара и последующий военно-политический кризис грозил обратиться бурным ростом на встревоженном мировом рынке нефти. Ничего такого, однако, не случилось — после первого эмоционального всплеска цены на черное золото вернулись туда, откуда пришли. Это событие стало очередным подкреплением наметившейся закономерности: большая политика не может радикально изменить нефтяные цены. Так, впрочем, было не всегда. Что изменилось и почему — в материале «Известий».

Трейдеры скучают

3 января, когда стало известно о гибели Сулеймани, марка Brent в течение торговой сессии на мировых биржах взлетела на $2,5, установившись на восьмимесячном максимуме около $69. Сходным образом вела себя и американская марка WTI, подорожавшая до 63 с лишним долларов. 8 января, на фоне новостей об ударах Ирана по американским военным объектам Brent на короткий срок превысила отметку в $71, прежде чем опустилась обратно к значениям, показанным в начале торгов.

Хотя некоторая разрядка после кульминации новогоднего конфликта между США и Ираном наступила в последние два дня, говорить о разрешении кризиса рановато, особенно с учетом информации о причинах падения украинского Boeing, вероятно, сбитого иранской ПВО. Тем не менее цены на нефть упали даже ниже отметок, на которых находились до эскалации. К вечеру 10 января Brent стоила около $65, WTI опустилась до 59, а новости из района Персидского залива, кажется, вообще перестали волновать трейдеров в Лондоне, Нью-Йорке и Гонконге. По крайней мере не больше, чем сводки о промышленном производстве в Германии.

Это не первый случай индифферентности инвесторов к политическим потрясениям на Ближнем Востоке. В сентябре на фоне информации о ракетных атаках на месторождения в Саудовской Аравии Brent подскочила почти на 15% — с $60 до $69 за бочку. Но и тогда запала надолго не хватило. Буквально через два дня нефть североморской марки вновь откатилась к $63, а позже, когда стало известно, что Саудовская Аравия обещает восстановить все поставки нефти в течение нескольких недель, и вовсе опустилась ниже 60.

Можно заглянуть в чуть более удаленное прошлое и посмотреть на историю дипломатического кризиса вокруг Катара, который разразился в июне 2017 года. Игроки нефтяного рынка отреагировали на резкое ухудшение отношений между бывшими союзниками из арабских нефтяных монархий исключительно спокойно. Большую часть июня нефть скорее дешевела, а потом пошла в рост на фоне стабилизации ситуации. Просматривается четкий паттерн: рынок крайне вяло отвечает на любые политические новости с Ближнего Востока. Относительно небольшое количество спекулянтов пытается поиграть на теме угрозы большой войны и возможного перекрытия снабжения из Залива, но хватает их обычно ненадолго. Волатильность держится неделю, максимум — две, затем снижается, а цены опускаются иной раз даже ниже уровней, зафиксированных до того или иного кризиса.

Даже «Арабская весна» 2011 года не произвела такого уж сильного впечатления на рынки. Действительно, в этот период нефть подорожала примерно на $20 на фоне массовых протестов, революций и начала гражданских войн в арабском мире. Однако тренд наметился еще с конца 2010 года и был в куда большей степени связан с общим восстановлением глобальной экономики после мирового финансового кризиса. Затем цена на нефть стабилизировалась на плато около отметки в $100 за баррель, и ее изменения не слишком коррелировали с политическими потрясениями на Ближнем Востоке. Обвал же цен в 2014 году произошел вместе с возвышением ИГИЛ (запрещено в России), в ситуации, когда по логике вещей можно было бы ожидать срыва поставок из-за гражданских войн в Сирии, Ираке, Ливии и Йемене, которые могли бы распространиться и на другие страны региона.

Эмбарго Судного дня
Так было не всегда. В XX веке нефть считалась самым политизированным ресурсом и трейдеры нефтяного рынка куда активнее, чем кто-либо еще в финансовом мире, следили за тем, что происходит в мире, а особенно в ключевом нефтедобывающем регионе, на Ближнем Востоке. Тем более что там соседствовали сразу два фактора волатильности — огромные, причем растущие со временем, объемы добычи и политическая нестабильность.

Классическим примером резкого скачка цен из-за геополитики явилась война Судного дня в 1973 году между Израилем с одной стороны и Сирией с Египтом — с другой. В октябре страны ОПЕК (преимущественно государства Залива) приняли решение не поставлять нефть странам, поддержавшим в данном конфликте Израиль. В результате в течение месяца цены на нефть взлетели на 70%, а к январю 1974 года из-за дополнительного снижения поставок на мировой рынок увеличились вчетверо по сравнению с довоенными показателями. После снятия эмбарго нефть немного просела, но по-прежнему оставалась намного дороже, чем до кризиса. Фактически в этот промежуток времени закончилась эра дешевой энергии — причем надолго. Кроме того, ОПЕК показала свою силу как невероятно влиятельная организация, которая могла заставить слушать себя даже сверхдержавы.

Второй такой эпизод был связан с Исламской революцией 1979 года в Иране. Политические пертурбации привели к новому скачку цен — на сей раз вдвое. Затем обстановка дополнительно обострилась с началом ирано-иракской войны. Хотя в итоге были приостановлены лишь 4% поставок на мировой рынок, паника заставляла трейдеров стабильно играть на повышение. Лишь со второй половины 1980 года началось постепенное снижение цен — но прежних уровней они не достигли еще очень долго. Наконец, на рубеже 1980–1890-х годов ирако-кувейтская война и последовавшая за ней интервенция коалиции во главе с США вновь подняла на несколько лет опустившиеся было цены на черное золото.Это лишь самые яркие случаи политических кризисов на Ближнем Востоке, приводивших к долговременному и существенному росту цен. За период с начала 1970-х годов до первого десятилетия XXI века происходили десятки более мелких потрясений, тем не менее вызывавших панику на бирже — даже если речь не шла о снижении поставок. К настоящему моменту чувствительность рынка к подобного рода событиям резко уменьшилась.

Что изменилось за прошедшие годы? В первую очередь, возникла кардинально другая карта глобальных производителей. С 1970 года добыча нефти в США снижалась буквально на глазах. В 1973 году Америка добывала около 9 млн баррелей нефти в день, в 1980-е эта цифра упала до 7 млн, а в 1990-е — до 6 млн. Во второй половине 2000-х годов из-за развития технологий добычи сланцевой нефти тренд развернулся. Сейчас США производят около 13 млн бочек нефти в год, являясь крупнейшим производителем в мире и почти полностью обеспечивая внутреннее потребление. Неслучайно сейчас американская марка WTI стоит дешевле европейской Brent, хотя в конце XX – начале XXI века мы стабильно наблюдали обратную картину.

Роль других экспортеров, не связанных с Ближним Востоком, также резко повысилась. К примеру, в середине 1980-х СССР вывозил около 130 млн т нефти, а вместе с нефтепродуктами — чуть более 180 млн т. Только Россия по итогам 2019 года поставила в дальнее зарубежье 248 млн т сырой нефти, а ведь в пределах бывшего СССР есть еще два значимых поставщика — Казахстан и Азербайджан. За счет битумных песков крупным игроком на мировом нефтяном рынке стала Канада, чей экспорт за последние 30 лет вырос почти семикратно. Столь бурный рост с легкостью компенсировал деградацию таких в прошлом могущественных нефтяных держав, как Норвегия, Мексика и Великобритания. Страны ОПЕК утратили позицию гегемона на глобальном рынке, хотя их доля и остается существенной.

Серьезные перестановки произошли и в самой ОПЕК, в которой на долгое время исчезла солидарность. Постоянные санкции против Ирана и войны в Ираке уронили значимость этих стран в мировой нефтяной торговле. Доминирующей с большим отрывом силой стала Саудовская Аравия, но она старается выступать в качестве стабилизатора цен. Более того, саудовцы не против качать на рынок даже больше оптимальных объемов с целью потеснить конкурентов (как это происходило в 2014–2016 годах) за счет низких цен.

Кроме того, в период дешевой нефти в середине 2010-х годов стремительно накапливались промышленные запасы. В прошлом году только запасы стран ОЭСР составляли 3 млрд баррелей, чего хватит на целый месяц мирового потребления, даже если вдруг вся добыча в мире внезапно прекратится. Такие резервы подразумевают, что рынок будет защищен даже от самых масштабных политических потрясений, связанных с прекращением физических поставок нефти.

Наконец, изменилась и структура потребления нефти. На первый план среди покупателей вышли азиатские державы, которые отличаются куда меньшей политической активностью на Ближнем Востоке и склонны поддерживать нейтралитет. В свою очередь США и Европа постепенно снижают потребление за счет роста собственной добычи или широкого использования «зеленой» энергетики. В современном мире едва ли возможен эффект эмбарго 1973 года — и производители это отлично понимают.