До недавнего времени санкции, будучи инструментом политического давления, и оценивались политически. Главными в подобных оценках были не цифры, а заявления о том, что санкции — это, конечно плохо, но негатив, который они приносят в российскую экономику, во-первых, некритичен. Во-вторых, есть и немалый позитив. В-третьих, ущерб, наносимый российскими контрсанкциями экономикам тех стран, которые вводят санкции против РФ, соизмерим с российскими потерями. Под каждым пунктом есть определенное обоснование, но гораздо интереснее оперировать не словами, а цифрами.

Относительно недавно произошел прорыв. Появился ряд аналитических докладов, основное содержание которых — оценка последствий санкций именно в цифрах. Пробелы, конечно, остаются, но представления о том, что меняют санкции в нашей жизни, стали гораздо объемнее.

Напомним, российское эмбарго на ряд продовольственных товаров, принятое в ответ на санкции, по оценкам российских экономистов, стоило каждому из нас 3 тыс. рублей в год, это 4,8% стоимости минимальной продовольственной корзины. Основание: авторы сравнили, как изменились потребление, выпуск и цены на продукты из санкционного списка в 2018 году по сравнению с 2013-м.

Первый штрих санкционной картины, таким образом, в том, что с учетом того, что главный бенефициар контрсанкций — российское сельское хозяйство, все мы, потребители сельскохозяйственной продукции, за контрсанкции платим из своего кармана. Идем дальше.

Один из ответов на санкции со стороны России — постепенный переход во внешнеэкономических расчетах с долларов на другие валюты. Россия призывает и другие страны таким образом защищаться от попыток США навязывать всему миру свое представление о том, что хорошо, а что плохо.

Геополитически позиция безупречная. Хотя с точки зрения борьбы с санкциями в ней есть тонкое место. Острие этой позиции направлено на доллар и США. Вашингтон действительно главный застрельщик санкционной политики, но против России активно вводят санкции и страны ЕС. Россия же предлагает уход от доллара в международных расчетах, в частности в евро. Если эта идея получит международное признание с точки зрения санкций, одна из сторон, оказывающих геополитическое давление на России, укрепится за счет другой. Российский выигрыш в этом случае стоит искать в реализации ленинской формулы об «игре на межимпериалистических противоречиях», для чего нужна высокая квалификация российского МИДа, который в последнее время больше упражняется в словесных перепалках, чем в достижении выгодных России решений.

Но вернемся к цифрам. Агентство Bloomberg оценило потери России от ухода от доллара в $7,7 млрд за год — с марта 2018 года, когда ЦБ стал активно избавляться от долларовых активов, по март 2019 года. Подсчет очень прост: если бы структура международных резервов ЦБ оставалась без изменений, то объем этих резервов за год вырос бы на 3,8%. Конечно, можно возражать, что если бы котировки доллара сложились иначе, то и результат был бы другим. Но на то и требуется квалификация специалистов ЦБ, чтобы принимать верные решения.

Отказ от долларовых резервов в пользу, в частности, юаня (в октябре 2019 года на российский ЦБ приходилось примерно 70% мировых резервов в юанях) — это геополитика, которая имеет четкую экономическую цену. И юань несет в себе неменьшие курсовые риски по сравнению с долларом, особенно с учетом того, что курсовая политика Пекина — один из главных раздражителей Вашингтона в ходе идущей торговой войны. Сам Банк России, что характерно, с выводами Bloomberg, скорее всего, согласился. Во всяком случае он возобновил пополнение резервов за счет долларовых активов.

До сих пор речь шла о цене контрсанкций. Но и сами санкции не прошли безрезультатно для российской экономики. Самый наглядный помимо банковской сферы пример — cектор IT. Плюсом стал рост доли отечественного софта в госзакупках, с 2015 года она выросла с 20 до 65%. Правительство потребовало от крупнейших госкомпаний в ближайшие годы перейти на «преимущественное использование» отечественного ПО. К 2022 году российским в них должно быть более половины софта.

Но пока конкурентоспособность отечественного ПО хромает. Россия импортирует значительно больше технологий, чем экспортирует: поставки технологий составили всего 0,58% экспортного портфеля в 2017 году, считает компания Coface. 46% импорта приходится на оборудование и аппаратуру, 35% — на интеллектуальные решения.

В нацпрограмме «Цифровая экономика» на импортозамещение программного обеспечения заложено 5 млрд руб. Российские производители просят 70 млрд руб. господдержки. Так что перспективы роста сектора налицо, но его конкурентоспособность и в ближайшем будущем может оставаться под вопросом.

Хотя есть и весьма любопытные решения, принимаемые в связи с санкциями. Стоит отметить намерение Russian Mining Company использовать простаивающие энергомощности Надвоицкого алюминиевого завода в Карелии для майнинга биткоинов. Принадлежащее «Русалу» предприятие было законсервировано, поскольку ориентировалось на поставки алюминия в США, невозможные из-за санкций. Проект многообещающий, хотя риски есть.

В любом случае санкции (как и контрсанкции) — серьезная проблема для российской экономики и для каждого из нас. Тот факт, что Москва продемонстрировала умение жить под санкциями и сглаживать их влияние на текущее развитие событий, не должен препятствовать их здравой оценке. Они деформируют экономическую политику, которая, ориентируясь на задачи укрепления «финансовой крепости», отодвигает цели улучшения качества жизни.