Что впереди мрачно-тревожные времена, понятно. Как и то, что начавшийся кризис не укладывается в прежние рамки и представления. Это не лопающиеся финансовые пузыри и тем более не кризис перепроизводства товаров. Сегодняшний кризис в первую очередь ударил по здоровью граждан и по их возможностям производительно трудиться. Его отличительная черта в том, что он с самого начала социальный. Есть ли у власти рецепты борьбы именно с таким кризисом?События развиваются стремительно. Официально у правительства пока нет даже прогноза того, что будет происходить в ближайшее время с экономикой и социальной сферой. Минэкономразвития собирается его представить только к концу мая.
Но это, конечно, не значит, что попыток заглянуть в завтрашний день не предпринимается. Свой прогноз уже выдвинул ЦБ, есть макроэкономические оценки будущего РФ у различных финансовых институтов, российских и зарубежных. Они строятся традиционно — каким будет ВВП при той или иной цене нефти. Такие прогнозы, несомненно, нужны, но во главе угла на этот раз должны быть изменения в социальной сфере. Именно от того, когда и в каких кондициях мы выйдем из карантина, зависят и цены на нефть, и темпы оживления экономики в целом.
А это значит, что в антикризисной программе усилия по нормализации социальной сферы должны быть не замыкающими после поддержки системообразующих предприятий, а авангардными. Речь идет не только о собственно медицинских средствах борьбы с эпидемией. Поддержка здравоохранения и борьбы с вирусами приоритетна и не подлежит даже обсуждению. Но социальная сфера шире.
Росстат представил последнюю «предвоенную» справку о реальных доходах россиян в первом квартале 2020 года. Они уже начали падать, правда, еще почти незаметно — на 0,2% по сравнению с первым кварталом прошлого года. Но падение только начинается. Пятилетка снижения реальных доходов населения 2014–2018 годов (в 2018-м был кратковременный всплеск доходов, приуроченный к президентским выборам) получает продолжение, наши реальные доходы могут упасть на 17,5% во втором квартале, а по итогам года сокращение может достигнуть 6,5%, что станет рекордным снижением с 2014 года, считают, например, в ВЭБе. Схожие цифры есть и в прогнозе ВШЭ. Это значимый негатив и с точки зрения главных стимулов к труду, и с точки зрения социальной эффективности проводимой политики.
Есть и оценки существенного роста безработицы. Глава Счетной палаты Алексей Кудрин, например, считает, что в России будет от 6 до 9 миллионов безработных — от 7–8 до 10% населения. А это увеличение в два раза по сравнению с 2019 годом, когда без работы оставалось 4,7%.
Вот поле для антикризисных мер. Формально с этим все согласны. «По всем мерам, которые сейчас реализуются в России, главный приоритет — это человек, это гражданин, попытка сохранить его занятость, попытка сохранить его доходы», — это заявление помощника президента Максима Орешкина. Он раскрывает экономический смысл этой позиции: на первом этапе развития кризиса наблюдается остановка спроса со стороны населения, связанная в том числе с карантинными ограничениями. «И дальше остановка спроса распространяется на платежеспособность компаний, которые вынуждены, потеряв свои доходы, сокращать людей, снижать уровень зарплат. Это вторая фаза кризиса, это ровно то, с чем сейчас регуляторы по всему миру стараются бороться, чтобы эту вторую фазу максимально сделать мягче».
Убедительно. Вот только на практике поддержка населения ограничивается увеличением пособия по безработице и большей поддержкой семей с детьми. Многие экономисты считают эти шаги недостаточными. Но все предложения увеличить денежную поддержку людей наталкиваются на обвинения в популизме и в стимулировании инфляции.
Но без более решительных мер «первая фаза» кризиса, о которой говорит Орешкин, может так подготовить «вторую фазу», что справиться с ней будет гораздо сложнее. Компромиссное предложение есть у Кудрина: следует подготовиться к натуральной поддержке населения в виде раздачи продовольственных наборов или, как он выразился, «продуктовых выплат». «Нужно думать о будущем», — призвал Кудрин.
Комментарии