Дмитрий Бутрин о том, почему мы все так странно реагируем на слухи о деньгах

Дмитрий Бутрин о том, почему мы все так странно реагируем на слухи о деньгах

Не имеет значения, когда следует писать такой текст и по какому поводу. Формально уместно делать это примерно раз в год-полтора. Примерно с такой частотой в нынешнем российском обществе вспыхивают толки об обмене денег, денежной реформе или деноминации. Но на деле такое уместно писать (а тем более публиковать) совершенно в любой момент. Мало того, для большинства читателей будет совершенно неважно, что в нем будет написано по существу, и они в этом совершенно правы. Еще ни один «рассудочный» текст, написанный на русском языке и посвященный теме «денежной реформы», не был прочитан так, как это предполагал автор.

Функция таких текстов — давать пищу воображению в темах, которые любой подданный России безошибочно и чисто интуитивно выделяет из всей совокупности возможных информационных тем, и далее служить предметом как исследования скрытых возможностей собственной психики, так и особого рода социальной коммуникации, которая, возможно, и делает нас народом.

Поэтому обстоятельства времени и места совершенно неважны. Что с того, что на прошлой неделе неважно какой аналитик (да и аналитик ли) неважно какой инвестиционной компании (может, и банка) где-то (кажется, в газете, но не уверен) написал что-то про все вот это вот. Допустим, что это произошло не 11 июля 2020 года, а 27 марта 2019 года или даже этому предстоит случиться 3 мая 2022 года. И написал этот человек на этом заборе даже не «деноминация», а «девальвация» или, напротив, «констелляция денежных знаков». И пускай даже и не в виде предложения не пойми кому, а в виде утверждения о некоем тайном знании о том, что далее некие власти будут делать с некими деньгами. Видите, вам уже интересно.

Я, собственно, хочу предложить вам свое объяснение, почему вам это интересно. Это не очень обычный механизм. Во всяком случае, мне кажется, характер этого любопытства совершенно иной, нежели обычное и рациональное беспокойство человека за собственное будущее.

Казалось бы, что может быть рациональнее, чем с особым беспокойством именно в России относиться к употреблению кем-либо словосочетания «денежная реформа»? Ведь достаточно было только в XX веке трех: старые деньги стараниями государства перестали что-либо стоить еще на памяти наших родителей!

На самом деле нет, конфискационными были реформы 1947 и 1991 годов, но не деноминация 1961 года. При этом крушение денежной системы в ходе революции и Гражданской войны в 1917–1921 годах было гораздо более масштабным. Но в памяти народной практически не отразилось. Как и конфискация банковских сбережений в 1918 году (мне неоднократно приходилось приводить в ступор собеседника простым утверждением, что в России до 1917 года существовали банковские счета для физлиц и ими в городах пользовались не только миллионеры).

Происходившее в гораздо более приближенное к нам время, в 1990–1994 годах, по моим наблюдениям, также осталось в этой коллективной памяти в настолько искаженной форме, что содержательный разговор об этом почти невозможен. Например, попробуйте найти в памяти ответ на очень простой, казалось бы, вопрос: когда и при каких обстоятельствах исчезли из обращения советские банкноты «с Лениным»? Это случилось в начале 1992 года? В конце 1993 года? Запрещал ли кто-либо ими пользоваться? Обменивали ли «старые советские деньги» на «новые российские»?

Между тем денежная реформа второй половины 1993 года не то чтобы не проводилась, была по своим свойствам совершенно такой же конфискационной, как реформы 1947 и 1991 годов. Да и устроена была почти так же.

Но много ли даже очевидцев этих событий делились потом с детьми своей ненавистью к главе Банка России Виктору Геращенко, который был демиургом и этой полузабытой реформы, и гиперинфляции 1992–1994 годов (которая технически и была тем злым колдовством, уничтожившим «советские сбережения»)? Обычно за это клянут Егора Гайдара, но часто и Анатолия Чубайса. Последнего, кажется, просто так.

С другой стороны, если неважны такие подробности, если ограбленные и сами не помнят, сколько и чего у них украли, то, видимо, речь идет не о собственно краже, а о более сложной истории.
Вопрос о том, кто украл, действительно, довольно сложен. Во всяком случае, мне не приходилось сталкиваться с удовлетворительно логичной народной версией финансовых катастроф последних веков. Вообще, отношение народа к денежной системе России и за пределами почти века советской власти несколько романтизируется.

Например, всякий грамотный человек знает, что курс рубля в середине XIX века был разным при исчислении на серебро и на ассигнации (оставим в стороне вопрос о том, что такое ассигнация, уверяю, это вас запутает — считайте, что это просто синоним банкноты). И кто-то даже вспомнит хрестоматийную семитку, которой и в XX веке (в основном, конечно, интересничая) иногда называли двухкопеечную монету. То, что 2 копейки на серебро до реформы Канкрина в 1840-х были 7 копейками на ассигнации, еще можно себе представить. Но можем ли мы себе представить крестьянина, легко и без потерь для себя переводящего курс бумажных денег в серебро при покупке лошади в городе?

Что думал даже и городской житель в Москве конца XIX века, когда узнавал, что полуимпериал, на котором написано «5 рублей»,— это на самом деле 7,5 рубля серебром, а единственным видом денег, которые принимались в обычных сделках суммой от 3 до 25 рублей без согласия второй стороны, были серебряные рубли, которых, отметим, в обращении почти не было, поскольку серебра в них было сильно больше, чем в серебряной мелочи (5, 10, 25 копеек — 50% серебра, в 1 рубле — 90%), и в цене металла они были дороже, чем на них написано. Их изымали из оборота купцы, умеющие получить истинную цену при сделках с Китаем.

Если вам некуда потратить несколько часов, попробуйте составить для себя удовлетворительную схему курсовых отношений в XIX веке бумажных, золотых, серебряных и медных денег, их эволюцию и применимость этих отношений к разным типам бытовых сделок: купить пять пудов пшеницы, корову, дом, уплатить подати, снять жилье, получить наследство. Уверяю, вам не будет скучно.

И эта сложность для России скорее правило, чем исключение (и не только для России — во многом описываемое есть феномен интернациональный).Мир твердых, понятных простому населению и относительно стабильных денег — это в России / на Руси лишь несколько отрезков длиной в десятилетия на протяжении многих веков.Во всех остальных случаях государство так или иначе играло с подданными в монетки самыми разнообразными способами и, поскольку это государство, по крайней мере не оставалось в проигрыше. Со времен Медного бунта (лето 1662 года) народных восстаний против очередной «денежной реформы» здесь не наблюдалось.

Иллюстрация к статье: Яндекс.Картинки
Самые оперативные новости экономики в нашей группе на Одноклассниках

Читайте также

Оставить комментарий

Вы можете использовать HTML тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.