В конце апреля Центральный банк удивил рынок, снизив ключевую ставку на 0,5 процентных пункта. Это вызвало много предположений — что побудило регулятора на такое решение и какую роль в этом сыграл курс рубля. Директор департамента денежно-кредитной политики Банка России Игорь Дмитриев в интервью «Известиям» рассказал, как изменился характер смягчения политики ЦБ и что влияет сейчас на решение по ставке прежде всего, а также про закупки валюты в резервы и о том, насколько далеко от равновесия находится курс рубля.
— На последнем заседании по ключевой ставке ЦБ удивил рынок, снизив ставку сразу на 0,5 пп. Это сигнал к более решительному смягчению денежно-кредитной политики?
— Никакого особенного хода здесь не было. Мы стараемся следить на предварительном этапе за тем, что ожидает рынок. Если мы видим, что ожидания слишком далеки от того, что мы рассматриваем, мы стараемся перед неделей тишины дать информацию о том, в каком пространстве решений мы будет находиться. В марте и апреле был ряд таких выступлений, в том числе было озвучено, что ставка может быть снижена как на 0,25, так и на 0,5 пп.
Акцент мы делаем на опорные заседания (проводятся четыре раза в год, сопровождаются выпуском доклада и заявлением председателя ЦБ, ближайшее состоится 16 июня – «Известия»). Но это не мешает и на промежуточных заседаниях корректировать траекторию. Для участников рынка направление снижения ставки не было неожиданностью. Консенсус о том, что мы снизим, был почти единогласный. Масштаб снижения вызвал у некоторых удивление, но анализ ситуации склонил совет директоров в пользу именно такого решения. Но это не значит, что мы пересмотрели свою стратегию.
— Для вас стала неожиданностью реакция рынка?
— Немного удивила. Но в принципе нам понятно, почему рынок рассчитывал на 0,25. У нас в шутливой форме звучало даже предложение 0,33. Но конечно, традиционно решения принимаются в масштабе, кратном четверти.
— Насколько фактор курса рубля оказывает сегодня влияние на принятие решения по ставке?
— Влияние курса на принятие решения по ставке не выросло, но и не понизилось. Рубль – это одна из важнейших макроэкономических переменных наряду с другими: внешней ситуацией, ценами на нефть, риск-премией на Россию, ВВП в разбивке потребления, инвестициями, чистым экспортом, платежным балансом. Курс в их числе, и он важен. То, что курс при таких ценах на нефть находится на этом уровне, это важно.
— Некоторые считают, что рубль сегодня на 10-15% крепче, чем должен быть с учетом фундаментальных факторов. Или все-таки курс находится там, где надо?
— Этим и хорош режим плавающего валютного курса, что курс всегда рыночный. Вопрос фундаментальности – это вопрос выбора отправной точки. Для валютных заемщиков наверняка рубль назвать крепким нельзя до сих пор. Мы не считаем, что рубль сегодня далек от своего равновесия. Можно говорить о некоторых отклонениях в сторону укрепления, но здесь любая цифра требует раскрытия детальной модели.
— Многие упрекают ЦБ в том, что, таргетируя инфляцию, регулятор игнорирует потребности развития экономики.
— Обеспечение ценовой стабильности – это важнейшее условие устойчивого экономического роста. У нас в приоритете и инфляция, и ВВП. У нас налажено продуктивное взаимодействие и с Минэкономразвития, и с Минфином. Наши действия скоординированы. Задача ускорения темпов роста ВВП для государства очень важная. У нас есть ряд стратегических целей, и все они имеют в качестве конечного эффекта рост ВВП. Это ценовая стабильность, обеспечение устойчивости финансового рынка, доступность финансовых продуктов и услуг для населения и бизнеса, развитие национальной платежной системы, развитие технологий и поддержка инноваций на финрынках. На самом деле любая наша деятельность направлена на рост экономики.
— В своих сценариях вы не верите в рост экономики, как того требуется, на 3%.
— Сегодня потенциал роста экономики – 1,5-2%. Это не вопрос веры, это вопрос того, что мы закладываем в основу этого роста. Если мы увидим пакет конкретных мер, которые увеличат потенциальный рост ВВП, это отразится в наших прогнозах
— В апреле инфляция составила 4,1%, это уже успех при таргете в 4%. Когда вы сможете официально заявить, что достигли цели?
— Недостаточно просто коснуться 4%. Принимать поздравления можно будет спустя несколько лет, когда инфляция продержится вблизи 4%, а инфляционные ожидания сблизятся с фиксируемой инфляцией. Важно этот показатель удержать. Акцент сейчас все больше смещается в сторону того, что нам делать с волатильностью инфляции. Чтобы ее не было, мы сейчас разрабатываем специальный комплекс мер. Изучили ключевые проблемные зоны, от фитосанитарных вопросов до увязки тарифной политики с целью по инфляции. Идем сверху вниз. Определили основные зоны, где могут быть проблемы, их больше десяти. Сейчас спускаемся на этаж ниже, определяем две-три наиболее значимые, по которым будем выходить на предметную работу с правительством для совместных мероприятий.
— Какие основные риски вы видите для инфляции до конца года?
— Традиционный фактор – курс рубля. Это очень сильный и быстрый канал влияния на цены. Во-вторых, цены на нефть. В-третьих, ситуация зависит и от притока инвестиций в развивающиеся страны. Шок в Китае или Бразилии для иностранных инвесторов означает моментальное закрытие позиций по всему пакету активов развивающихся рынков, в том числе и России. В-четвертых, инфляционные ожидания. На данный момент риск ассиметричный. Есть парадоксальный момент: многие говорят, что мы цели достигли, но другие спорят – вот вы на заправке заправлялись, картошку покупали? Какие 4%? Поэтому ожидаемая населением инфляция в 10% — это все-таки высоковато. Это психологический момент: всегда есть товары, которые подорожали, и люди это запомнили. Инфляционные ожидания при прочих равных заставляют нас сейчас быть более консервативными. В-пятых, ситуация с урожаем. Сейчас это скорее нейтральный фактор. Кстати то, что мы сейчас видим инфляцию в 4,1% — это во многом результат двух подряд лет хорошего урожая, развития тепличных хозяйств и увеличения предложения.
— Доходы населения – это фактор риска?
— Рост зарплат и доходов на фоне роста экономики – это хорошо, как и рост спроса. Но вероятность опережения спросом предложения заставляет нас быть чуть более консервативными. Сейчас предложение растет быстрее спроса, и мы видим этот запас. Экономика встает на ноги. Но если вдруг спрос начнет опережать предложение за счет каких-то локальных точек роста или потребительского кредитования, это станет фактором риска.
— За первые три месяца этого года доля нерезидентов в ОФЗ впервые превысила 30%. Это несет риски или нет?
— Спрос иностранных инвесторов на ОФЗ может меняться в зависимости от движения цен на нефть, и мы это учитываем. Тем не менее, этот спрос достаточно устойчив, поскольку базируется на высоких рублевых ставках при невысокой курсовой волатильности. Важно понимать и то, что нерезиденты заходят в ОФЗ через первичный рынок, а выходят через вторичный или ждут погашения. А этот канал уже, чем на вход. Поэтому выйти так же быстро, как и войти, сложно.
— А что все-таки для вас хуже – инфляция 2% или 6%?
Для нас важно удержать инфляцию вблизи 4%. Поэтому как плюс, так и минус ведут к недоверию и означают, что участники рынка не могут в будущем опираться на наши прогнозы. Здесь что 2, что 6% — одинаково плохо.
— То есть вы будете включать инструменты, чтобы при инфляции в 2% вернуть ее к 4%?
— Да, мы будем возвращать ее к 4%. Конечно, инфляция не может быть ровно 4% постоянно, но она будет держаться вблизи этого уровня.
— Вы уже начали говорить об инфляции с точки зрения простого человека. Многие не понимают, почему в апреле, например, годовой рост цен составил 4,1%, тогда как какие-то продукты питания за год по ощущениям подорожали на 20%. Почему так происходит?
— Российская методика расчета индекса потребительских цен (ИПЦ) — на уровне общепринятой мировой практики. Инфляция может казаться не такой, как она замерена Росстатом, потому, что на самом деле у каждого своя инфляция. ИПЦ – это средний показатель для россиянина со средней потребительской корзиной. Знаете, однажды британские авиаторы хотели сделать удобное кресло для летчиков-истребителей. Они замерили сотню разных параметров пилотов и сделали среднее кресло для среднего роста и среднего телосложения. В итоге это кресло было одинаково неудобно всем. Средняя потребкорзина по тем же причинам всегда будет казаться странной.
— Но инфляция в 4% должна быть одинаково всем удобна…
— Мы всегда больше обращаем внимание на негативные вещи. Цены на гречку, например, действительно несколько лет назад взлетели и там и остаются. Многие это помнят. Но по итогам апреля гречка подешевела почти на 2%, никто этого особо не заметил. Завышенные инфляционные ожидания можно исправлять только целенаправленной работой по снижению инфляции и информационной открытостью ЦБ. Сейчас по опросам об инфляционных ожиданиях население оценивает текущую инфляцию в 12,1%, а ожидает через год 10,3%, — это самый низкий показатель инфляционных ожиданий за историю наблюдения.
— На эффективность вашей политики большое влияние оказывает долларизация экономики. Как она изменилась за последний год?
— Уровень долларизации снижается. Здесь нет какого-то конкретного уровня, который мы хотим. Чем она ниже, тем лучше, но для страны с открытой экономикой она не будет нулевой. Это был бы тревожный сигнал. Трансграничные операции есть, а валюты ни у кого нет. Не реалистично. Если в начале 2016 года уровень долларизации депозитов населения был 29%, то сейчас уже 22%. По компаниям – снижение с 45% до 40%. Причем снижение идет как по вкладам и счетам, так и по кредитам. Важно, что она падает не только за счет валютной переоценки. Мы уже снизили долларизацию экономики до того уровня, который позволяет нам управлять деньгами в стране при помощи ключевой ставки. Новых мер здесь не требуется.
— Готов ли Банк России вернуться к вопросу пополнения международных резервов до $500 млрд?
— Это вопрос долгосрочной финансовой стабильности. В этом году нам важно достигнуть инфляции 4% и удержать ее. Возвращение к пополнению международных резервов зависит в целом от контекста — инфляции, устойчивости валютного рынка, действий других игроков, внешней экономической среды. Но это не формализованный набор условий. Нет такого, что раз-два-три — условия выполнены, завтра покупаем. Нельзя сказать, что мы каждый день смотрим: покупать или нет. Но и нельзя сказать, что забыли об этом.
— Еще одна анонсированная программа – выпуск облигаций Банка России (ОБР). На каком она этапе?
— По ОБР с нашей стороны все технически готово. Мы ждем принятия законопроекта, который сейчас находится в Госдуме и который разрешит нам принимать ОБР в РЕПО. Пока мы стерилизуем избыточную ликвидность депозитами и прекрасно справляемся. Потребности в ОБР на данный момент нет. Если возникнет, мы можем их выпустить, и не дожидаясь закона.
— Какова сейчас ситуация с инфляцией в регионах? В каких таргет уже выполнен, а где нет?
— Региональный анализ – это важная часть при принятии решения по ставке, но пока он только встраивается в этот процесс. Очень неплохо себя чувствует Приволжский федеральный округ. Там в 10 из 14 регионов инфляция даже ниже 4%. Но и не только там. В Сибирском федеральном округе также инфляция ниже 4% в большинстве регионов.
Регионы с низким уровнем доходов населения традиционно демонстрируют более низкую инфляцию, но что интересно: есть и группа развитых регионов с хорошим уровнем доходов, в которых инфляция все равно ниже среднероссийской. Это субъекты, где развита конкуренция, есть самообеспечение продовольствием, торговая конкуренция.
— Как Татарстан?
Татарстан – это очень хороший пример. Успешную практику Татарстана можно распространить на другие регионы, ведь высокая конкуренция производителей и продавцов – это один из методов борьбы с инфляцией. Где есть конкуренция и диверсификация экономики, там сразу заметно и улучшение ситуации с ценами. В Москве с точки зрения конкуренции все хорошо, но общий уровень доходов выше и рост цен выше. Хотя ситуация сейчас выравнивается. Есть ряд регионов, где инфляция выше 5%: кроме Москвы, это, например, Кабардино-Балкарская Республика, Якутия, Брянская, Мурманская области. Но мы не нашли там общих тенденций. У всех разные проблемы. Всего у нас 60% регионов с инфляцией ниже общероссийской или такой же. То же самое мы видим по восстановлению экономики. Если раньше говорили о локальных точках роста, то сейчас это масштабные процессы. Восстановление экономики идет с запада до востока и с севера до юга. Это очень хороший процесс.
Комментарии